Живопись всё устойчивее занимает в современной культуре место "исчерпавшего себя искусства". Вторая половина XX века представляется просвещенному зрителю эпохой тотального выдвижения новых форм изобразительного жанра, разрывающих дистанцию между картиной и зрителем, между произведением и вещью, между искусством и реальностью. Живопись либо растворилась в беспредметности до элементарности чистого дизайна, либо деградировала до художественно-оформительского уровня в бесконечных играх и провокациях.
Есть ли у традиционной станковой живописи перспективы? Вопрос, на мой взгляд, риторический. Живопись не развивается в эволюционном смысле. Она вспыхивает там, где в ней возникает потребность и есть концентрированная художественная среда. Музеи, слава Богу, отчасти поддерживают эту среду. А потребность? Я не говорю о зрителе, зритель всегда ведомый. Есть ли неисчерпаемая потребность в живописи у нынешних художников?.. Лишь у очень немногих. Среди них – живописец Екатерина Григорьева.


Натюрморт с зеркалом. 1968. 90х85
«Живопись анонимна. Писавший отпадает совершенно, его и нет, так как вещь существует всегда, она, кажется, родилась сразу готовая, так как мы не можем предположить, как велось движение работы, ибо она перед нами такая – готовая, в ней снуют движения кисти, но без изменения.
Зачем существовал художник?
Это загадка…»

Фонтан. 1969. 55х60

Букет. 1972. 40х63

Натюрморт с лампой. 1974. 65х70

Столик. 1978. 55х50

Дорогомиловский рынок. 1980. 90х120

Уголок Тишинского рынка. 1983. 65х89

Светофор. 1989. 65х60

В Переславле. Женщина в очках. 1990. 60х67
«Сейчас картина не нужна.
Мне же кажется, что понятие «картина» – пространство, заключенное в рамках холста, – завершенное пространство – необходимо как нравственная часть в искусстве художника, ибо ясность, источаемая пространством картины, является нравственным верстовым столбом. Композиция – построение, конструкция – на что нанизана живопись, как гармония, – прежде всего.
И вот эта заключительность в холсте дает ощущение вещи, устойчивости, противоположности хаоса, противоположности разрушения рамок холста. Наслаждение и благодарность – когда видишь живопись»

Лакомка. 1992. 65х80

Натюрморт с фигурой. 1993. 59х78

Дом № 26. 1996. 53х69

Парочка. Московские закоулки. 1996. 65х70

Девочка под деревом. 2002. 38х25
«Или осень поздняя, или весна ранняя, старые деревья с их сучьями, ветвями голыми. Немного затуманено (как я люблю), вне времени года, как-то вечно. Вдруг – травка зеленая.
Я не знаю, что это, но, по-моему, все в мире пронизано: «неспроста», все таит в себе смысл тайный, а ты только читай его, получай – вот он. Каждая вещь говорит что-то беспомощное, наивное. Само собой разумеется, говорит: «Я тебе, тебе, тебе – читай меня, я чиста-глупа, во мне хранится мой образ (для других – другой, ведь я не знаю, что видят другие)».
Когда вдруг пронзает видение, когда ты чувствуешь, что ты увидел, принял дар тайны этой вещи – эту тишину (не даром still leben) и всегда одно выражение, тогда живешь своим этим восприятием, тогда счастье от жизни и оно мне сопутствует (спасибо).
Это мое счастье в жизни.
Это Он всучил душу в каждый маленький отрывочек»

Розы. 2003. 50х70

Натюрморт с чашечкой и котом. 2005. 60х60

Яблоки и цветы. 2008. 80х60

Екатерина Григорьева и Илларион Голицын.1999
Сканировано из альбома серии "Московская школа живописи" - "Екатерина Григорьева. Записки художника. Работы разных лет". "Красный параход", 2009
и еще одна подборка ее работ:
http://1-9-6-3.livejournal.com/20005.html
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →